В своем релизе, сопровождающий показ Schiaparelli осень-зима 2022/23 Haute Couture, креативный директор Дэниел Роузберри написал: «Более сложный путь – оставаться активным членом общества и в то же время в своей работе осмелиться вернуться к своего рода творческой невинности, к тому состоянию удивления и благоговения, которое мы все испытывали ранее». Это резюмировало роль всего кутюра – ту благоговейную демонстрацию ремесла и мастерства, но также и напомнило о часто упоминаемой, но иногда забываемой «фантазии» моды. На подиуме есть место для игривости и воображения, и это проявляется наиболее ярко во время недели кутюр. Поэтому в этом году мы выделили те образы, которые возродили это чувство чуда – от стимпанковских космических ковбоев Maison Margiela до нимф Schiaparelli.
Balenciaga
Демна всегда доказывал, что будущее уже наступило с помощью Balenciaga. Своим футуристическим показом с участием Ким Кардашьян, Николь Кидман и Дуа Липы Демна показал, что он не столько одевает мир сегодня, сколько предвидит, как он будет одеваться завтра.
Сегодня высокая мода кажется совсем другим зверем, чем в 1968 году, когда Кристобаль Баленсиага закрыл магазин, запер свои салоны и заявил, что жизнь кутюрье – это жизнь бродячей собаки. Но этим летом у дома 10 по авеню Жоржа V, где когда-то многие боялись ступать – когда однажды клиентка привела на примерку свою подругу, сказав, что ей интересно посмотреть на одежду, ледяная мадемуазель Рене, директор по работе с клиентами, как мы бы сейчас сказали, ответила: «Любопытным женщинам здесь не рады». Но на этот раз во время показа рады были всем, и даже тем, кто был снаружи. На подиуме все внимание было приковано к одежде, к тому, что Демна – креативный директор Balenciaga с 2015 года – будет делать дальше, куда он направит кутюр.
Впечатляющая активизация работы Balenciaga в сфере производства одежды по индивидуальным заказам вознесла Дом на вершину рейтинга высокой моды, где Кристобаль Баленсиага просидел около 30-ти лет. Когда мы смотрим на свадебные платья из шелкового газара, коктейльные с вышивкой или твидовые костюмы глазами 2020-х годов, они выглядят старомодными и буржуазными. Но, по мнению современников Баленсиаги, его одежда была поразительно современной, эдакой визионерской. Поэтому кажется, что работа Демны воплощает ту же самую идеологию – мы ищем что-то новое, когда заходим в магазины Balenciaga, что-то, что даст толчок кутюру вперед.
И, конечно, это всегда выглядит по-новому. В прошлый раз новыми выглядели меховые халаты и бальные платья со схемой вышивки Raggedy-Ann. В этот раз это были свирепые платья, костюмы из неопрена с вырезами и сумочки-бумбоксы от Bang and Olufsen. Но что также интересно для таких гиков моды, как мы, так это проследить таймлайн всех этих вещей, найти красную нить, которая возвращает их к Кристобалю, к наследию Дома. Возьмем тот светопоглощающий и интенсивный неопрен, смелые темные силуэты, которые выглядели так, будто их вырезали из салона на авеню Жоржа V и вставили в 2022 год. Говорили, что в каждой коллекции есть черное платье, сделанное руками самого Кристобаля Баленсиаги, которое суммирует смены каждого сезона. Мы думали об этих платьях, глядя на эти образы. Мятые футболки, подкрепленные алюминием, чтобы не поддаваться гравитации, были отголосками газара, плотного шелка с текстурой картона, который Баленсиага использовал для создания своих самых экстремальных силуэтов. Демна использовал шелк для создания платьев с кольцевыми выступами – одно из красного атласа, другое, розовое, он назвал «Акула», с выступом ткани, выходящим из позвоночника. А любовь Баленсиаги к вечерней экстравагантности – толстым вышивкам, как на костюмах матадоров, перьям, разложенным до абстракции, превращающим женщину в дрожащего дикобраза с шипами, нашла отражение в платье, сшитом из «перьев» черной шелковой органзы.
Черт возьми, даже лицевые щитки и сумки могут быть отголосками Кристобаля – Демна однажды сказал, что его идеей кутюра было абсолютное совершенство в каждом аспекте – например, Bang and Olufsen был «кутюром» звуковых систем. Кутюр сегодня – это максимальная публичность, что противоположно Баленсиаге, который до такой степени ненавидел прессу, что запрещал ей появляться в своих салонах около месяца после того, как он показывал свою одежду клиентам и покупателям. Но так повелось с 1990-х годов – тогда Джанкарло Джамметти однажды назвал непомерно высокую стоимость создания кутюрной коллекции Valentino «рекламным бюджетом». А какие модели являются более подходящими для рекламы, чем Кидман и Кардашьян? Пожалуй, более кутюрной коллекции и не придумаешь. Это определенно было ново.
Это то, что поражает вас снова и снова. Современность видения, определенная направленность, абсолютная вера. Если в коллекциях от кутюр многие обращаются к классике, наследию и чему-то вневременному – одежде, созданной на века и, следовательно, возможно, отказываются от чувства настоящего времени в пользу вечного, – то в работах Демны чувствуется решительное соответствие моменту, даже предвидение того, что будет дальше. В кутюре есть место для всех типов – романтиков, реалистов и др. Демна, как и Кристобаль, – футурист.
Maison Margiela
На показе Margiela Джон Гальяно доказывает, что он – волшебник из модной страны Оз. Никогда еще повествование Гальяно не было так возвышенно донесено до аудитории, как на его презентации Maison Margiela осень-зима 2022.
Джон Гальяно всегда был одержим фантазией, процессом, демонстрацией своей работы. В некотором смысле, он противоположен великому и могущественному Волшебнику страны Оз, призывающему нас не обращать внимания на человека за занавесом. Гальяно находится и за занавесом, и впереди него, с ликующей радостью раскрывая свои собственные методики на виду у всех, понимая, что это только делает волшебство еще более сильным. Кстати, отсылка к «Волшебнику страны Оз» не случайна: на презентации Maison Margiela осень-зима 2022 года Гальяно было много рубиновых туфелек, заряженных талисманами стремления к трансформации.
Сюжет сложно объяснить: по сути, в театральном помещении парижского Дворца Шайо мы стали свидетелями живого создания кинокартины, проецируемой на экран. Все хитросплетения разворачивались на наших глазах, руки в коричневых халатах крутили реквизит и снимали кадры в тесном хореографическом танце, который мог бы стать самостоятельным шоу. Но среди них были модели, выступающие в роли актеров, произносящие заранее записанные реплики и эмоционирующие как герои и героини немого кино, чтобы рассказать лихорадочный сон Теннесси Уильямса о паре влюбленных. Здесь было и отцеубийство, и школьные танцы, потом была толпа медсестер-супермоделей, как в передовице Vogue середины века, колышущееся кукурузное поле, созданное снопами пшеницы, прибитыми к деревянной доске, превращение в какой-то момент в спагетти-вестерн и капотеанская героиня в выцветшем кимоно, восхваляющая свою любовь к Чарльзу Джеймсу. На экранах в реальном времени плавно создавался фильм из переходов, огромных панорам и крупных планов с помощью этого низкопробного реквизита. Все сделано для волшебства, которое мода метафорично может создать с помощью скромных иголки и нитки. Кстати говоря, вокруг были одни из самых изобретательных, гениальных и поистине волшебных нарядов, которые мы видели на протяжении веков. Голова шла кругом.
На протяжении всей карьеры Гальяно создавал свои коллекции на основе повествований – его выпускная коллекция была вдохновлена Les Incroyables, денди времен Французской революции, «срывавшими аристократические шторы и превращавшими их в жилеты». Эти истории лишь плели все более сложные сети повествований, вбирая в себя процессы, бегство через леса, фрейдистские семьи, исследующие свои сексуальные секреты, и коллекции в виде биографий императрицы Сисси или маркизы Казати. Каждый элемент этих историй вдохновляет его на эстетический подход, визуальный язык, пропитанный смыслом – цвета преображаются от того, что его героини живут при свечах или газовом свете, обработка тканей определяется влиянием воображаемых мест вокруг, пьянящая смесь эпох и вдохновения – ничто никогда не имеет точной исторической привязки, чтобы позволить его лихорадочному мозгу втянуть это обратно в современность.
Гальяно – великий и могучий Оз модного повествования, но никогда еще его повествование не было столь полным и не доносилось до аудитории столь возвышенно, как на этой презентации Margiela. Как правило, эти истории являются закулисными махинациями, чем-то вдохновляющим на мечты, стоящие за одеждой, а не оживляющим ее движение на наших глазах. Признаком его гениальности является то, что, отправляя одежду в вихревое движение через каждую искусно реализованную мизансцену, Гальяно только усиливает ее воздействие, а не отвлекает. Наши глаза были прикованы к этой одежде – к воланам из тюля, посыпанного песком, словно выброшенного на пыльное шоссе (на самом деле это сложный жаккард), к постельному белью XIX века или винтажным носовым платкам, к платьям для выпускного бала из атласа дюшес и жесткого нейлонового крина, к больничным зеленым халатам от кутюр. Их замысловатость и изобретательность не позволяют описать их в деталях, но эта коллекция была основана на американской культуре, поэтому в облегающих и расклешенных платьях 1950-х годов и смокингах пастельных тонов присутствовали намеки на Пресли – Элвиса и Присциллу, каждый оттенок желтого, бледно-голубого, сиреневого или розового цвета Laduree обозначал совершенно уникальный крой, что, в конце концов, и является истинной историей кутюра.
Честно говоря, мы очень слабо представляем, что происходило; история была петлей Мебиуса, поворачивалась сама на себя, повторялась, фигуры прыгали между реальностью и сновидениями в качестве великолепных, бессмысленных оправданий для еще более невероятных нарядов. Любовь Гальяно к повествованию никогда не включала в себя точность, географическую или историческую – помните, как он отправил паровоз с матадорами и кавалерами и Линдой Евангелистой, затянутой в костюм Генриха VIII, в невозможное путешествие в Америку XVI века? Эта экскурсия Maison Margiela была такой же причудливой. И все же то, с чем мы возвращаемся из всех этих путешествий, – это обновленное чувство надежды и любви к моде. Ощутимая радость Гальяно от творчества заразительна – в его лучшие времена его невозможно превзойти. И это был Гальяно, достигший творческого зенита, в очередной раз. Можно сказать, что мы никогда больше не увидим ничего подобного – но Гальяно будет здесь же и в следующем сезоне. Он в прекрасной форме, и единственным его конкурентом, похоже, является он сам.
Schiaparelli
Дэниел Роузберри, в свою очередь, разменял реальность на сюрреализм и фантазию. На показе высокой моды Schiaparelli осень-зима 2022 креативный директор спрашивает: «Что плохого в желании создавать красивые вещи?».
Творчество Эльзы Скиапарелли в настоящее время прославляет выставка в парижском Музее декоративного искусства – учреждении, чье громоздкое название сокращается до MAD, что в то время часто применялось по отношению к Скиапарелли и ее творчеству (вы же понимаете, о чем мы?). В конце концов, это была кутюрье, которая создала ожерелье из жутких жуков, которая вшивала в утонченные платья толстые пластиковые молнии, которая делала пуговицы в форме миниатюрных акробатов или бабочек в натуральную величину, которая надевала туфли на голову женщины и называла это шляпой. Дом закрылся в 1954 году и прозябал без особого успеха до 2019 года, когда молодой американец по имени Дэниел Роузберри получил бразды правления и свободу действий.
Сама Скиапарелли была близка с Америкой – она жила там некоторое время, ездила по стране с лекциями во время войны и считала американских женщин, включая герцогиню Виндзорскую и таких кинозвезд, как Мэй Уэст, своими лучшими клиентками. И Роузберри, кажется, обладает лучшим из двух миров – французским взглядом, когда речь идет о точности деталей и фасона от кутюр, и американской склонностью к экстравагантности и театральности. Действительно, в Роузберри есть что-то от Гилберта Адриана, буйного художника по костюмам MGM, чья одежда в 1930-х годах по влиянию на мировую моду соперничала только со Schiaparelli. Им обоим принадлежит частичная заслуга в создании широкоплечего силуэта, характерного для той эпохи, например: Скиапарелли вдохновили костюмы индонезийских танцовщиц, Адриана – техническая задача сделать бедра Джоан Кроуфорд особенно узкими.
Одежда Дэниела Роузберри не изменяет повседневный стиль одежды женщин, но он и не ставит перед собой такой цели. Он вспоминает, как его мать спрашивала, почему он не может делать одежду более демократичной, более доступной. Он ответил, что Walmart никогда не заставлял его мечтать. И его показ Schiaparelli осень-зима 2022 года был не о реальности – скорее, о сюрреализме, в лучших традициях Дома Schiaparelli. Он устроил свой подиум внутри музея, где представлены работы Эльзы – в другом крыле, конечно, но казалось, что модели сходят с подиума и попадают на выставку. И разве вы не знаете? Когда выставка открылась вечером, несколько платьев с определенными архивными корнями проскользнули прямо внутрь. Там была версия костюма Desk 1936 года, совместная работа с Сальвадором Дали, частично вдохновленная его картиной «Антропоморфный шкафчик», с карманами, похожими на ящики, которые можно вытащить прямо из тела; было платье с декольте, изваянное как два лица Жана Кокто, собирающихся поцеловаться, и увенчанное гигантской трепещущей шляпой из перьев, дразняще похожих на солому. А еще было полупальто, с одной стороны строгое и скульптурное из черной шерсти, а с другой – арабеска из позолоты, напоминающее костюмы Скиапарелли, вдохновленные рококо и севрским фарфором.
Другие наряды, как ни странно, ссылались не столько на саму Скиапарелли, сколько на ее наследие, прослеживаемое в работах полудюжины дизайнеров, глубоко сформировавшихся под влиянием ее видения. В перекрещивающихся деталях корсета на шнуровке были частички Готье, иногда платья отделялись, обнажая телесно-розовые атласные пояса, как бы раздевая тело до кожи. Были и наряды Сен-Лорана из скульптурного бархата и драпированного атласа, а также серия жакетов, расшитых анютиными глазками и подсолнухами, которые напомнили его знаменитые работы в честь Ван Гога – хотя это были трехмерные взрывы изобилия, цветы словно прорастали из женских тел. А еще были огромные шары Кристиана Лакруа, чьи работы обожает Роузберри, и чье чувство цвета вызывала льдисто-голубая атласная юбка, закрученная в водоворот мороженого под охристо-черным пиджаком матадора. Это – как и многое в этом шоу – было таким же головокружительным и радостным, как и лучшие работы Лакруа.
Роузберри задал простой вопрос, сопровождающий этот показ: «Что плохого в желании делать красивые вещи?». Этот вопрос мода часто воспринимает как риторический – а именно, что с ней многое не так, и поэтому мода должна оправдывать себя на каждом шагу. Особенно это касается высокой моды, само существование которой многим кажется анахронизмом, устаревшим и фактически неоправданным. Роузберри, однако, воспринимает моду как чистое творческое выражение, в манере самой Эльзы Скиапарелли. Он создает прекрасные вещи, причем прекрасная красота – это та, которая, как говорится, должна «иметь» некоторую странность в пропорциях. Но Роузберри не «наряжает» свою одежду ничем другим. Это снисходительная, причудливая, фантастическая мода самого высокого порядка. И для него – да и для нас – это единственное оправдание, в котором все нуждаются.
